Ах, зачем Трубецкому с высоким его положеньем,
Затевать этот бунт довелось в стылом граде Петра?
Он давно и отвагой своей, и отчизне служеньем,
Доказал, что достоин  своих и чинов и наград.

Ах, зачем Трубецкого с дворянским его воспитаньем
Научили, заботясь о ближнем, забыть про себя?
Ничего не изменишь в России поспешным восстаньем,
Лишь прольются кровавые реки и слезы зазря.

Ах, если б знать, ах, если б знать,
Что даже совести в угоду
Не может царь, не может знать
Своим рабам дарить свободу.
И не понять и не принять
Подарок редкий и опасный,
Но всем казалась революция прекрасной...

И заснеженный город с рассвета вскипел ожиданьем,
И шальной Кюхельбеккер зрачком лошадиным косил.
И придумал злой рок для героев своих оправданье,
И свинцовую смерть над  полками немыми носил.

Только князь Трубецкой не явился со всеми на площадь,
Он бродил от Сенатской вдали, как голодный снегирь.
И, конечно же, трусом он не был. Угрюм и рассеян,
Он, звеня кандалами, как прочие, сослан в Сибирь.

Ах, если б знать, ах, если б знать,
Что даже совести в угоду
Не может царь, не может знать
Своим рабам дарить свободу.
И не понять и не принять
Подарок редкий и опасный,
Но всем казалась революция прекрасной...

Может прав Трубецкой, что хоть поздно, но стал сомневаться?
Может Бог Петербурга хотел, чтобы всё сорвалось?
Нам не ясно теперь выходить ли на площадь и драться...
Мы ведь знаем, что стало, когда у других удалось...